— Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он, бросив мрачный взгляд на Аветиса.

— Пожалуйста, говори.

Айказ слез с коня, и держа поводья, зашагал в сторону близ растущих ореховых деревьев. Аветис последовал за ним. Шаварш проворно лудил начатую древнюю медную кастрюлю, в то же время, не отрывал взгляда от Аветиса.

Они молча дошли до края поля и здесь, резко развернувшись к Аветису, прерывисто дыша, Айказ сказал:

— Слушай, Аветис, вы пришли в наше село заработать свой кусок хлеба. — Он говорил с трудом, чувствовалось, что еле сдерживается. — Мы поверили в вашу порядочность, в то, что вы люди честного труда… Мы вам поверили, может в этом наша вина.

— Да, что мы сделали?

— Не хочу повторять все то, что говорят в селе… Я во всякого рода сплетни верю только наполовину, но, все равно, ты знай, что я не позволю, чтоб ты меня сделал посмешищем в селе. Ты должен немедленно удалиться отсюда. Это мой совет, а с Сирануш я сам поговорю.

— Один я никуда не уйду, — спокойно произнес Аветис.

— Как?

— Очень просто. Я отсюда один никуда не уйду, — повторил Аветис. Если уйду, то только с ней.

Айказ заскрежетал зубами, словно жернова без помольного зерна и, спокойно изучая соперника с ног до головы, сказал:

— Я вижу, ты смелый парень, поэтому предлагаю тебе немедленно удалиться, иначе я тебя отсюда живым не выпущу. Мне будет обидно, если дело завершится плохо.

Я не люблю, когда играют моим добрым именем. Я этого не забываю никогда. Еще раз повторяю, что не люблю, когда играют моим именем.

— Я, также, не люблю.

— Как хочешь. Но я предупреждаю, Сирануш с тобой не пойдет. Она останется здесь.

— Значит, и я останусь.

— Очень хорошо, — бросил Айказ и, вставив ногу в стремя, прыгнул на коня. — Ты пожалеешь за эти слова, Аветис, ты очень пожалеешь, но будет поздно. Знай это.

Он хлестнул коня, и конь сразу сорвался с места, стремглав поскакав по дороге, вниз по полю.

Аветис вернулся без настроения. Как бы ни хотелось Шаваршу услышать от него что-нибудь, этого не удалось. Аветис угрюмо молчал. Его взгляд медленно скользил по дальним и ближним полям, задерживался на дороге, ведущей к роднику Бахчут, которая на горизонте сливается с вечерней мглой.

Из-за противоположной горы вышла луна, похожая на только что умытое детское личико, сразу окутав все вокруг серебряным светом.

Аветис встал с места, и ноги, поневоле, повели в сторону ущелья. Он шел по холму, снизу, из деревни, казалось, что он шагает по горизонту. Там, внизу, люди, устремившись вперед от любопытства, сделали несколько шагов, остановились. И только одна не остановилась, только одна продолжала идти, устремив взгляд к горизонту. Село узнало ее, красавицу, дочь кузнеца Григора — Сирануш.

Потом они встретились там, на холме, их руки переплелись, головы коснулись друг друга… В горах было ветрено. Ветер играл, стремительно срывался, долетал до села и на своих крыльях доносил их слова:

«Я сойду с ума, Сирануш, без тебя, одна минута для меня тянется, как год».

«Тихо, Аветис, тихо, село услышит».

«Ну, и что? Пусть слышит. Без любви ведь жить невозможно. Человеку для того и дано сердце, чтобы любить. Пусть слышат реки и ущелья, высокие горы и весь мир, я люблю тебя, Сирануш».

«Тихо, Аветис, село услышит тебя, оно не любит своевольности, оно любит строгость».

«Я сейчас только понимаю, что право называться человеком имеет лишь тот, кто любит и любим, потому что, не знать, что такое любовь, все равно, что не жить на этой земле, и не стоит сожаления. Я люблю тебя, Сирануш».

«Да, любовь сама — это радость, она, как солнечный луч, льет свет изнутри на все неудачи человека, но все равно, тише, нас может услышать село… О, Господи, как старо счастье — любить и быть любимым».

«Знаешь, Сирануш, любовь приходит нежданно, достаточно одной привлекательной черты, чтобы ранить твое сердце и навечно решить твою судьбу. Моя любовь была тоже такой, с первого взгляда… Я впредь ни одной минуты не смогу прожить без тебя, потому что жизнь померкнет для меня, солнце перестанет светить и даже птицы не станут переливаться на полях».

Село подслушало все это и замерло от страха, услышав выстрел ружья Айказа в вечерней мгле и его слова: «Ничего, я еще вам покажу».

Потом люди разошлись по домам, и долго еще слова Аветиса и Сирануш звенели в глубине их душ.

Шли дни… Наступила осень. Этой осенью сыграли свадьбу. Дом, который построил Григор для брата, живущего в городе, он подарил новобрачным, и они, Сирануш с Аветисом, стали жить в том маленьком домике на краю дороги, ведущей из села к роднику Бахчут. Про Айказа даже забыли.

Лишь один раз, это было в конце осени, Сирануш случайно встретила его возле церкви. Чувствуя на себе взгляд Айказа, Сирануш остановилась и, взглянув на него, сказала с наигранной беспечностью:

— Айказ, у тебя такой воинственный вид, будто готов меня убить.

— Убил бы, рука не поднимается.

— А за что, Айказ? Неужели я тебе сделала что-то плохое?

— Нет, не сделала, — горько усмехнулся Айказ, — что поделаешь, как говорят, сердцу не прикажешь. Но ничего, постараемся возместить…

Год пролетел быстро, летом Сирануш родила. Мальчика. Аветис не мог на него наглядеться. Он смотрел на сына, и сердце его переполнялось нежностью и любовью к этому веселому, беззаботному существу, который без конца гудел и булькал на языке, только ему одному понятном.

В начале зимы к ним домой, совершенно неожиданно, явился Айказ с убитым оленем на спине, с кувшином вина в руке. Супруги растерянно посмотрели друг на друга. Айказ улыбался, стоя в дверях.

— Гостя не примете? — наконец, спросил он.

— Пожалуйста, — сомневаясь, произнесла Сирануш, отходя в сторону и вопросительно глядя на мужа. Аветис, поднявшись с места, сказал:

— Проходи, Айказ, что встал в дверях? Айказ вошел в дом, кувшин передал Сирануш. Аветис помог ему снять оленя.

— Дом без детей, как мельница без воды, — заговорил Айказ, — у меня нет дурного умысла, Аветис, поверь. Я пришел вас поздравить. Специально ходил на охоту…

— Спасибо, — с облегчением в душе ответил Аветис. — Тебе желаю того же, — с умилением глядя на спящего на тахте сына, сказал он. — Сирануш, ты позаботься о чае, а мы разделаем мясо. — Мужчины начали резать мясо, а Сирануш быстро поставила чайник на печку и вышла во двор, чтобы разжечь костер для шашлыка.

Вскоре все было готово, и Аветис, наполняя бокалы густым, темным, цвета крови, вином, сказал:

— Знаешь,